Но прежде чем говорить о последующих поворотах этой темы, следовало бы справедливости ради указать и на достоинства оригинальной позиции К. Гемпеля. Его взгляды были интереснее, чем инкриминированное ему упрощенное понимание гуманитарного анализа как простого подведения исторических объяснений под расхожие общие истины. К — Гемпель указывает на то, что, хотя логическая структура объяснения является дедуктивно-помологической, в реальной практике исторического анализа используются лишь «наброски объяснений», т.к. лежащие в их основании общие допущения обычно трудно выделить в явном виде. В итоге цепочка исторического рассуждения уходит корнями в весьма неопределенную и почти необозримую совокупность предпосылок и установок историка. Как мы можем оценить валидность его построений? Для этого необходимо продвигаться в направлении максимально возможного выявления и реконструкции всех тех допущений, которые историк молчаливо счел само собой разумеющимися. Мы должны быть внимательнее к самому объяснительному каркасу исследователя. И тогда мы сможем оценить силу его объяснительных гипотез, их область и эмпирическую базу. Подробный анализ, как подчеркивает К. Гемпель, «часто показывает, что предлагаемые объяснения слабо обоснованы или вовсе неприемлемы». Например, заявляют, что событие было детально объяснено, а оказывается, что ему была дана только общая характеристика. Замечательно, что, помимо прочего, К. Гемпель критикует и процедуру психологического вживания за методологическую недостаточность. Таким образом, Гемпель защищает идеалы рациональности в исторических науках.
Процесс познавательного продвижения должен быть, по К. Гемпелю, «постепенно растущим уточнением», последовательным рационализирующим предприятием1. Следующую главу этой темы открыл У. Дрей В «Законах и объяснении в историческом познании» (1957). Он сосредоточился на теме объяснения
поступков исторических личностей. Специфическая задача историка — выяснить, почему были совершены те или иные поступки; это прежде всего касается тех ситуаций, где мотивы поступков неочевидны. В этом случае стратегия исследователя состоит в том, чтобы восстановить рациональность данного, кажущегося непонятным действия. Военный просчет Людовика XIV У. Дрей освещает в более разумном свете, показывая стоящие за ним вполне разумные ожидания короля. Итак, У. Дрей пытается показать, что специфический смысл исторического объяснения состоит совсем не в том, чтобы подвести событие под общие утверждения в стиле естественных наук, а в том, чтобы вскрыть структуру рациональных установок, из которых в данных обстоятельствах исходили исторические деятели. Стоит обратить внимание на то, что подход У. Дрея, как и К. Гемпеля, тоже является объективизирующим: акцент делается не на постижение уникального внутреннего мира другой личности, а на выявление его рациональных, т.е. универсальных допущений и расчетов, которые допустимо ожидать от всякого, кто окажется в данных обстоятельствах.