Тема научных революций стала одной из наиболее активно обсуждаемых в послекуновский период и в мировой, и в отечественной литературе. Так, подробный исторический анализ крупных изменений в науке был осуществлен в фундаментальной монографии И. Коэна «Революция в науке» (1984)’. Избегая попытки четкого определения термина «научная революция», И. Коэн тем не менее предлагает ряд критериев, по которым историки науки могут квалифицировать событие как революционное. Сам И. Коэн считает одним из важнейших критериев свидетельства современников изучаемого события, ведь эти свидетельства выделяют в истории науки как раз те события, которые реально влияли на развитие науки. Но все критерии, как минимум, лишь определяют достаточные условия для того, чтобы судить о наличии действительно крупного события, требуя при этом дальнейших детальных исследований. Сам же термин «научная революция» — это, по И. Коэну, лишь некая историческая метафора для обозначения крупных изменений в науке. Действительно, термин «научная революция» стал в последнее время использоваться чрезвычайно широко; но во множестве случаев эта метафора ничего не разъясняет, а лишь запутывает дело. Так, например, даже давно установившееся и ставшее привычным понятие научной революции (XVI-XVII вв.) при ближайшем рассмотрении оказывается проблематичным. Как верно замечает И. Коэн, трудно согласиться с тем, что долгий период в почти полтора века можно называть революцией, скорее это длительный процесс сложного и многостороннего реформирования науки.
Тем более не срабатывает здесь куновское описание смены парадигмы по типу переключения гештальта. Научная революция — длительное предприятие, включающее трансформацию многих уровней и подсистем знаний. Преобразования знаний на разных уровнях происходят в общем случае не-одновременно, скорее они похожи на полифоническое развитие музыкальной темы в разных регистрах. Так что даже если возможно использовать метафору «переключения гештальта», то следует говорить об обширном множестве частных переключений, каждое из которых вносит свой вклад в длящееся преобразование теоретических систем и картины мира. Всякая научная революция является сложным, многомерным процессом. Интуитивно мы связываем с научной революцией представление о существенном потрясении и трансформации наших знаний. Революционность новой теории состоит прежде всего в появлении каких-то существенно новых теоретических элементов, изучаемых объектов, ракурсов рассмотрения, которых не было (и, как правило, в определенном смысле не могло быть) в старой системе знаний. Например, теорию Ч. Дарвина называют революционной по тому значительному расхождению с прежней биологией, которое она предполагала, ведь в биологии того времени установилось представление о биологическом виде как о чем-то абсолютно неизменном, стабильном, его аналогом могло служить понятие атома в классической физике. Теория Ч. Дарвина же утверждала существование процессов естественного изменения видов (что, соответственно, можно сравнить с открытием радиоактивности в физике)!